В начале 2022 года издательство «Воймега» выпустила двойной сборник Андрея Полякова, состоящий из книг «Эвакуация» и «Радиостанция “Последняя Европа”». Точнее, книги были подписаны в печать ещё 14 декабря 2021, хотя в выходных данных стоит год двадцать второй. И это важно, потому что сегодня стихи Полякова читаются не только как взгляд в прошлое, но и как некое предсказание последующих в двадцать втором году событий: войны, европейского кризиса, новой волны русской эмиграции.

Книги сближает общее видение мира, где в центр, как человек в пейзаже, помещён поэт и отдельными категориями даны его составляющие. При общей схожести языка и системы образов «Эвакуация» представляется мне более лиричной. Как и раньше, у Полякова один поэтический ландшафт накладывается на другой или, точнее, в узловых точках одного угадывается схожесть с другим:

Казалось бы, назвав книгу «Эвакуация» и упомянув поэта первой волны эмиграции Бориса Поплавского, автор смещает фокус на эту фигуру, но отплытие воспевали Гумилёв и Георгий Иванов, а царём Итаки был Одиссей — именно отплытие из Трои служит началом его долгих скитаний. Наконец, это и трагическое отплытие философского парохода. Любопытно, что у Полякова на морском вокзале «музыка последняя играет», а сам повествователь остаётся на берегу, остаётся именно с музыкой.

Акцент из родного для Полякова Крыма переносится на Петербург и его окрестности, а книга продолжается обращениям к поэтам: Ходасевич, Вагинов, Адамович и другие менее очевидные фигуры. В книге упоминается поэт Владимир Комаровский, умерший спустя месяц после начала Первой мировой войны, в сентябре 1914-го. Далее следует обращение к советскому поэту и литературному функционеру Николаю Тихонову и имеет место прямая полемика с его стихотворением «Ленинград», написанном в 1941-м.

Наложение одного времени на другое особенно заметно в сравнении развешанного в Симферополе белья с флагами (так назывался сборник стихов Поплавского):

а отсылка к Елене — ей посвящены лучшие лирические стихи — вызывает образ осаждённой Трои и прекрасной женщины, одной из причин Троянской войны. По Полякову, воздух войны — это синее небо, вдруг сменившее цвет на серый. Оно некрасиво и не пускает к Нему:

В стихотворении, в котором «Вечная Россия» заканчивается «для всех», сходятся образы смертельно раненого поручика и автора:

Выше говорилось, что акцент в топонимике смещается с привычного Крыма на Петербург, золотой город страны Гипербореев, чьи жители «не поймут — зачем они живут». Автор использует минимум средств выразительности, называя поэтов, самым важным из которых оказывается Андрей Белый.

«Белый» здесь становится не только именем поэта, но и цветом, символом духовности и ясности. Вообще цвета в «Эвакуации» могут быть доминантами текста: синий — сильный, небесный цвет; золотой — цвет ушедшего солнца, которого жаль; чёрный — ночь, белый — простыня, снег, квадрат Зимы. Фон текста может быть нестатичным: «свет хирургически чистой боли» выступает как зов, как «переход из ночи в сумрак».

Лёгкость и гибкость, подвижность и способность принимать любые формы Протея позволяют Полякову увидеть божественное в обыденном и самом простом:

Переход, отплытие, смена времён и их перекличка, прорастание вчера в завтра — главная тема книги, но ещё в «Эвакуации» есть место для иронии. Причём Полякову удаётся самое трудное — иронизировать над собой.

В книге «Радиостанция “Последняя Европа”» поэзия Андрея Полякова представляется сценическим действом, спектаклем, где каждая сцена-текст сопровождается продуманной и лаконичной композицией и как минимум двумя действующими персонажами. Ассоциативный ряд, состоящий из рек: Стикс, Волга, Салгир — удобен для смещения акцентов и ускользания смысла. Поэт загадывает загадки, прячется за вариациями музыкального рисунка и вариантами рифмы. Заметим, что и поэт порой совсем не одно и то же лицо: «один поэт» угрожал «красной книгой», «другой поэт» сказал, что «книга виновата»; он отблеск солнца — то на одних обоях, то на других. Античность в книге проступает в Европе, затем переносится ласточкой в Россию, чтобы присесть, отобразиться в Крыму:

И это только начало, дальше мышь по созвучию становится музой-мышью, Орфей — Андреем, выбор здесь за самой музыкой. Поляков вспоминает упрёк Ахматовой из цикла
«Тайны ремесла»:

с той лишь разницей, что Полякову свойственна ирония и воздушная лёгкость: не стихи рождаются из сора, но в стишки собирают «закорючки, точки, птички, шовчики, стежки».

Штудирование философии Нового времени и поиски русского Бога, погружение в сон и невозможность метафизически умыться во сне — и оттого размывание, — всё это, тем не менее, может быть связано ритмикой и рифмами в одну невероятно красивую, сложную и лёгкую цельность поэзии:

На протяжении всей книги продолжается диалог поэта с музой, где непредсказуемая музыка играет главную роль, варьируя, меняя смысл:

Книга неслучайно названа «красной». Красный цвет и его оттенки упоминаются здесь больше тридцати раз. Ближе к концу слышатся нотки Георгия Иванова вместе с признанием в том, что за возможность обладать музой поэт пишет стихи кровью (опять же красной — а какой иначе?). Завершается книга моностихом, как некое итоговое равновесие: