Ну что же. Настало время разобраться и с вами, ребята.
Я долго медлил с признанием, покрепче слова подбирая.
Хуже вас только балет — но об этом надо отдельно.

О, как же я вас ненавидел (восклицательный знак здесь не нужен).
На белом Чёрном Озере, вертясь в ледовом круге,
с утра и до позднего вечера от радиоволн отбивался:

Антонов. Кельми. Ротару. Йоала. Вески. Леонтьев.
Немолчный сборный мелос звенит в моём внутреннем ухе.
Огненные ваши глаголы горят на моей сетчатке.

Где ненависть?.. Где ностальгия?.. Где вообще сильные чувства?..
Но вы съели часть моего мозга, и я вас детально помню.
Не удивлюсь, если лучше, чем себя вы помните сами.

Забыв Сапфо и Катулла, забив соловья павлином,
вы чужое заняли место. Так осильте эту работу —
петь за тех, кто лишён права голоса. Попробуйте только не петь.


Вариации

I

Наполнена с верхом мусорка.
К ней рожа плывёт опухшая.
Глаголит, кто гол забил.

Пропала моя музыка.
Зачем я её не слушаю?
Когда про неё забыл?..


II

И в ночи трепещут водоросли рук.

И рычит у микрофона свежий кормчий.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Океан кипящей музыки вокруг.

И она всё громче.

III

cпеть

сыграть

помолчать


с кем


Культурный обмен

Хладным в российской земле сном дядька заснул итальянец.
Что же питомец его? Умер в Италии он.


О теле и душе


I

Я видел, как твоё болело тело.
Оно уже работать не хотело.
Устало есть и пить, страдать, любить.
В конце концов, оно устало быть.

И всё. К нему уже не прикоснуться.
И хочется немедленно проснуться
в реальность ту, где всё точь-в-точь как здесь,
но… и твоё живое тело есть.

Да нет его. Но что это меняет?
Ведь ничего уход не отменяет.
По-прежнему, мой свет, живу с тобой,
хоть ты навеки обрела покой.

Связь длится. Просто путь к единой точке
нам продолжать пока поодиночке.
Ты на любой вопрос даёшь ответ.
Когда-нибудь увидимся. Привет!..


II

Ты научила меня
ставить цветы в вазу,
наполненную утренним солнцем,
делать печенье с корицей,
любить неоромантизм,
не бояться.

Я научил тебя
внимать импровизации,
исследовать физику большого экрана,
желать третьего сына.

Теперь ты составляешь
неувядающие букеты
под пятый концерт Рахманинова
и ждёшь очередной премьеры Бергмана,

а я, прислушиваясь
к хору голосов из детской,
раскатываю тесто на обеденном столе,
где нашлось место вазе с тюльпанами.

Мы с тобою богаче всех.


Утренняя прогулка

Нет, я не забыл
о голодающих Африки,
о бешенстве режимов,
о глобальном потеплении
и локальном похолодании,
о пандемии и недугах,
перед которыми бессильна медицина,
о конечности существования
и бездонности космоса.

Но сегодня
на скромной части планеты
прекрасный день,
в парке мягкий свет,
дотаивает туман,
воробьи уже проснулись,
но ещё не дерутся,
пятиконечный лист
рисует красную спираль
и ложится на серый пруд.
На пять минут можно
снять с себя груз ответственности —
и вы тоже можете это сделать.

Навстречу не торопясь
идёт пара
примерно моего возраста,
чуть моложе,
опыт подсказывает,
что у них нет детей,
они ведут на поводке собаку —
обыкновенную, простую собаку,
белую, беспородную, трёхногую.
Я провожаю их взглядом,
но так, чтобы они не заметили,
и возвращаюсь домой.

_______________

Всё будет хорошо:
не всё,
но что-то будет.
Что-то — будет.


Час быка

Никогда не позабуду, как цитировал ты мне,
стоя у окна подъезда в предрассветной тишине:
дыма клуб — глухие строки — пауза — и снова дым.
«Подыши ещё немного тяжким воздухом земным».
Краски стёрты, звуки смолкли, букв уже не одолеть.
Только мы и оживляем эту лестничную клеть.
Четырьмя руками машем, говорим, почти поём.
Исполняем партитуру исключительно вдвоём.
Нет, по клавишам рассохлым бить умеем. Да. И что?
Ничего ж не отзовётся, не взволнуется ничто.
Ну а нам какое дело? Вспоминай, играй, дыши,
даже если нету эха, эти игры хороши,
даже если в атмосфере возрастает CO₂
и одна звезда мигает нам ночи в конце едва,
даже если, даже если — если да и если нет…
Додымим, своё додышим и не станем ждать рассвет.


* * *

Мало времени, давайте за дело.
Поглядите-ка назад — оторвались.
Ну а то, что это многих задело…
Мы всех звали, да не все отозвались.

Нас тут много — с каждым часом всё больше.
Мы летим от точки старта всё дальше.
Не гадаем, что же выпадет позже.
Не грустим, что уж не будет как раньше.

Так несёмся вместе — огненной тенью,
тело сборное нисколько не тает,
только новая ступень за ступенью,
поглощая пустоту, вырастает