* * *

Кемь, Кандалакша, Умбо-озеро, Охта.
Серы каркасы баркасов рыбацких.
Крест староверов, крест Кивиристи
на пепелище лесов беломорских.

Дальние звёзды — соль староверов.
Здесь мы когда-то оставили душу.
В зоне охранной серебрянно-серой
окрик замёрзший конвойный не слышен.

Узкоколейка ведёт к камнелому,
нечеловеческой страшной плотине,
Я это видел далёко от дома.
Память затянута паутиной.

Веткой подать до Полярного круга.
Мёртвые вёрсты кострищ и баркасов.
В небе — полярные дальние дуги
белого дна пустого пространства.

Я никогда не расстался со снами,
с этими мечеными местами.
Лишь одинокая дальняя птица
в ночь долетает до финской границы.


* * *

Расписание движения пригородных поездов
я оставил в вагоне на станции Болшево.
Запасные пути застилает листвой.
Маневровый курсирует осторожно.

Дальних дачных посёлков медленный тлен
растекается плесенью по участкам.
Но оттуда не деться мне насовсем.
Не дойти до станции перелеском.

Вдоль платформы мерно качало в стык.
До конечной, видимо, не доехать.
Шёл один, другой начинался век,
полустанков минуя гнилые вехи.

А теперь вагон навсегда застыл.
На морозном стекле проступает имя.
Я не помню: наверно, всегда там был.
Слышно, где-то товарный проехал мимо.


Чертежи

Чертёж души:
семь катетов, квадрат,
две параллельных линии скрещённых.
Тот след теряется за гранью без следа
в рассеянном и мутном освещенье.

Чертёж души: три катета, квадрат,
гипотенуза, дальняя дорога,
казённый дом, а дальше в аккурат —
встать у ворот и подвести итоги.

Чтобы потом отправиться в полёт.
Ночной полёт, и дальше нету карты.
За тот предельный сумрачный предел.
Как будто снова я сижу за партой.
И у доски — потусторонний мел.


Посещение музея

Наконец-то и время пришло посетить этот зал.
Он открыт иногда только на тридцать второе.
В центре зеркало времени светится, словно слеза.
Нужно всё обойти, посмотреть, пока не закроют.

Там на стенах портреты зияют призывно без глаз.
Опустевшие рамы мерцают в музейном подсвете.
Кто-то выбыл бессрочно, кто-то недосказал,
Чей-то дальний призыв повис без ответа.

По углам каменеют фигуры без глав
в зале мёртвых витрин и мраморных статуй.
Это тихий спецхран недописанных глав,
круг теней, словно судеб живущих без даты.

В этом месте всё создано, чтобы проклясть,
но любые слова произносятся втуне.
Здесь накоплена вечная горькая страсть.
Чёрный шелест портьер на двадцать второе июня.

На полотнах темнеющих — праздник побед.
Под стеклом горкой соли слезинка ребёнка.
Завтра снова и снова мы выпьем за здравье в обед.
Но получим к утру ещё одну похоронку.

Зал проклятия памяти, времени гул.
Проступают на стенах все списки забитых.
Под конец до закрытия я в этот зал заглянул,
где никто не забыт и ничто не забыто.


Огни Марфы

___________Дрожащие огни печальных деревень…
___________ Лермонтов

Печальные огни маленьких городов Техаса.
Мерцающие души убиенных всадников на бесконечной безродной прерии,
уходящей в никуда. Ничейная земля, чёрная подземная кровь.
Техасские городки: Марфа, Москва, Одесса — дикие огни дальних имён,
залетевших из космоса, как семена на дикое поле.
Я это видел, пролетая сто километров в час по дороге в никуда из ниоткуда,
пока на горизонте не засветилась планета Хьюстон.
Блуждающие огни светили мне в спину. И под утро мне приснилось,
что позвонил отец, которого я не видел семь советских лет.
Проснулся — позвонил отец, после семи лет, и я услышал свой голос.
И он убедился, что это я — единственный сын,
родившийся сразу после войны.
И я унёс в себе блуждающий огонь,
который мерцает у меня между лопаток.
Мне интересно, что с ним будет и куда он денется,
когда меня не станет.


* * *

Смеркается. Совсем стемнело.
Долина жизни как пейзаж Куинджи.
Луна покрыла местность чёрным мелом.
Не видно флоры, фауны не слышно.

Рыбки уснули в саду, птички заснули в пруду.
Страшно без джина и тоника
грешникам в скучном аду.
A четырём алкоголикам —
славно в Нескучном саду.

Я и сам в таком же положении.
Скушно, девушки!
Где же вы, светлые?
Детства слепое телодвижение
перетекает в забвение нежное,
с давнего севера в сторону южную.

Там вечерами течёт чаепитие.
Я уже шаг этот сделал последний.
Это такие места, где пришельцы,
прошелестев сквозь пальцы событий, —
из-за стола исчезают бесследно.


Январь. Дорога

___________Ире Котовой

Чёрный хрустящий лёд.
Лунное олово.
Нету других дорог,
холодно, голо.
Призрачное в ночи —
белое здание,
из темноты молчит
дно мирозданья.
Что там, в тени дерев,
на расстоянии?
Ночи просторный склеп,
как на экране.
Ночь, ледяной фонарь,
нету аптеки.
Долгий сезон — январь,
мёртвые реки.
Медленный лунный путь
лёг одиноко.
Нам суждено идти
этой дорогой.
Кто-то там встречи ждёт,
верит, что снова…
Чёрный хрустящий лёд,
лунное олово.