— ради современников я построил дом модуль цилиндрический за основу взял снизу онейрический обустроил зал стены позолочены в комнате для сна комната такая очень всем нужна
речь его всё медленней в голосе покой обстановки мебельной в зале никакой только ложа плоские алтари точь-в-точь
расстелили простыни наступила ночь
* * *
в синем море-океане на огромной глубине тяжко жарко словно в бане пот струится по спине батискаф висит над бездной в батискафе я сижу шевелю клешнёй железной свет на темень навожу шарит в бездне конус света глухо клацает клешня не видала бездна эта никого страшней меня
Югла
вдруг рига наплыла как радиоволна
восьмидесятых самое начало
та рига давняя таинственной была как будто отвечая вслух молчала
там было озеро большие тополя гора рассыпчатая мебельного шпона и свежий ветерок всю гору шевеля свистал так сухо многослойно монотонно
был странно бел песок в тон лёгким волосам тех девушек двоящихся янтарных
прислушиваясь к их далёким голосам тем ветром тем песком я становился сам томлением частиц элементарных
* * *
когда мы ехали по Швеции слегка волнистой хуторской мелькал и плыл сентябрьский свет её уже приземистый такой амбары крашенные суриком в заборах каменных поля древесным неподвижным сумраком скрывающая взгляд земля такому взгляду сразу верится моргнёшь и тоже прячешь взгляд когда он над поляной вереска вдруг вспыхнув уплывёт назад
* * *
без конца и без начала как в лесном ручье вода в лифте музыка звучала ничего не означала забывалась без следа
в этой комнатке зеркальной находился человек непрозрачный вертикальный устремлённый снизу вверх
сквозь опущенные веки человек смотрел на свет сведений о человеке достоверных больше нет
впрочем вон он в худи мятом за компом сидит уже на стеклянном тридцать пятом ненавистном этаже
Долг
милый дельвиг дай мне денег дай хоть тысячу одну после смерти в понедельник обязательно верну всё верну одной монетой неразменной золотой все моменты жизни этой круглый ноль монеты той
* * *
в мастерской художника попкова вместо стен огромные холсты на двери старинная подкова на столе засохшие цветы вечный вечер пепельно-багровый над зачатьевским монастырём стиль посмертный вовсе не суровый пахнущий слегка нашатырём
* * *
в эту жуткую шубу одевшись вдевшись в тяжкие эти пимы я бреду за большими деньжищами в пекло чёрное русской зимы мне не важно вернусь ли живым я или замертво вмёрзну в сугроб я хочу получить свои кровные не жалеть о содеянном чтоб если схвачено всё и уплочено если сделано дело так что ж поступи со мной как положено округли до нуля подытожь
* * *
не плохой не хороший не такой не сякой заметённый порошей человек городской бугорок в чистом поле и кругом ни следа он по собственной воле шёл полночи сюда перешёл через реку по окрепшему льду снег кричал человеку стой я тоже иду
* * *
я живу далеко-далеко отсюда здесь тоску называют зимой если спросят какого ты хочешь чуда я отвечу хочу домой дома белая тьма и дома-сугробы вместо зеркала чёрный лёд утро доброе из вихревой утробы говорит а потом поёт и ресницы слипаются стынут зубы и намёрзший словесный снег отряхает с ворота жаркой шубы разговорчивый человек
Гости
ты пришёл ко мне живой человек в очках с женой молодой и очень скромной с сумкой клетчатой огромной
вы пришли примерно в час вас я видел в первый раз вы стояли вы молчали я был в инее печали я один в квартире жил я зайти вам предложил предложил вам кофе-чаю предложил вам душ-ночлег
я в живых души не чаю грустный мёртвый человек
были в той огромной сумке ваши письма и рисунки
вы мне их оставили и как сон растаяли
* * *
в пустом дому темно и гулко живых и взрослых дома нет лишь музыкальная шкатулка твердит всё тот же менуэт всё тот же милый боккерини как металлический снежок неутомимой балерине диктует взмах наклон шажок ведёт мелодия по кругу как полагается в раю неутомимую подругу психею бедную мою
Музыка
приходил ко мне мужик настоящий из чужих
он верхушкой колпака доставал до потолка вынимал из-под тулупа сала шмат вязанку лука хлеба карий каравай говорил давай-давай
выносил я потихончик пластиночки круглы трогал пальцем самый кончик корундовой иглы
ставил стульчик аккуратно напротив аппарата сажал взглядом мужика раздавалась музыка
он от музыки меняемой становился невменяемый в себя смотрел стеклянно дышать забывал когда слышал фортепьяно тихонько завывал
так я жил не тужил гармонии служил наедал бока пока не убили мужика
мужика свои убили разломали аппарат а меня лежать забыли
умереть я буду рад
не хочу жить без музыки без чудо-мужика ненавижу эти узкие в сизом небе облака
* * *
хорошо что было лето хорошо что были мы в небе розового цвета проступали вены тьмы провожаемые тучей легкозвонкой мошкары мы вносили в лес шатучий счастья зыбкие шары счастье медленно вращало стены просеки хромой с каждым шагом нас прощало то что мы считали тьмой