Пора таксидермиста


* * *
Слова так тяжелы, как пыльные мешки,
Набитые подгнившею картошкой.
Слова мне так грустны, как глупые смешки
Над клоуном, разбившимся в лепёшку.
Растождествленье смысла и тепла
Слоится и расходится, как веер.
И музыка, что прежде почерком была,
Скользит по амальгаме зла, Вермеер.
Да, время истечёт старинным молоком.
Мы черепки и снова ляжем в глину.
Но если этот мир иском и не знаком
По-прежнему, взвалю слова на спину.


* * *
Бабочка, севшая мне на кисть,
не успевшая стихотворение, —
это прекрасная не-на-висть
к смерти, что движется с ускорением.

Дрожь и дыхание, жизни нажим,
трение лапок, воли пружина —
всё ещё здесь. Продолжай же, пиши,
обезоруживай ада машину.

Гайки открутятся, к чёрту винты,
горе-колёса покатятся в бездну…
Точно горишь, красно-чёрная, ты.
Точно не бездарь. Зимняя, бедная.


* * *
лисица прошлою войной
за белый свет и углекислый
газ уплатив тариф двойной
лишилась сказочного смысла

она пришла к себе в нору
нашла немытою посуду
и тявкнула вся не умру
я долго буду буду буду

накрылась зябкая хвостом
облезлым огненно-прекрасным
смотря как запад и восток
менялись заревом напрасно

лизала снéга простыню
пока сновали живодёры
и резали оленя ню
офонаревшие майоры

поймав свинец как комара
узнала как последний мистик
пришла горячая пора
таксидермиста


* * *
боль завивается в колечки
как дым в морозный день
я платье мятое
на плечики
повесь меня
надень
на этих строк смешное тулово
беспомощно дрожа
отбрось меня на спинку стула о
сутулая душа
оставь меня ступай-ка на люди
забудь что ты обнажена
скользи по боли лаку наледи
где ты нужна


* * *
вечер тих
поломались ходики
мы теперь тихоходки
в открытом космосе
но бредём в снегу
мы брейгелевы охотники
только в дулах не смерть
а стихи и фантики
кто-то бросил горсть
гуманизма под ноги
завтра будем гумус
мой любимый áнтроп
жаль что не атланты
на таких талантах не
продержаться в вечности
без скафандров


* * *
львы не ходят с погонами на плечах
не расстреливают печаль
перепёлки не платят налоги на совесть и свет
о своих социальных задачах муравьи расспрашивают у пчёл
традесканции трансцендентный создали совет

пестрядь думает о демократии может мало но
эффективно
пусть мелют воздух цивилизации жернова
смерть гигантская как пирамида маслоу
начала клониться она трава


* * *
деревья встали и покинули
наш умозрительный сеанс
ушли в кино или в картину и
застыли там стыдясь за нас
деревья встали и оставили
зрительный зал базар-вокзал
где каин тосковал по авелю
и спиртом заливал глаза
слова как птицы умирали на
лету не удержав тепла
и гнили яблоки добра и на-
ливного зла


* * *
многоэтажная тяжесть дней
навалилась нас распластав
и теперь через плёнки перчаток видней
как меняется чей-то состав
и теперь то что кто-то запомнив любил
замещают трава и листва
и теперь мы накапливаем хлорофилл
вместо радости сил вместо сил
и теперь только свет только шёлковый свет
нам позволит дышать и расти
не нажим государства не робкий ответ
предыдущей культуры прости


* * *
Мне бы найти выход в другом времени.
Мне бы отдать выдох в другом имени.
Тесен падёж в отечестве, племя к вымени.
Будущих песен падеж на вину выменян.
Тяжесть твоей любви уравновесила
Лёгкость небытия, но не весело.
Нежность твоя, чудом замедлив тление,
Сделала явным: все мы — военнопленные.
Ах, заглушить бы вином, жаль, я не Веничка.
Тихо целую цветы в склонённые венчики.
Мне бы лететь смелей, жаль, я не ласточка.
Мне бы светить сильней, жаль, я не лампочка.


* * *
за окном репродукция брейгеля снег прошлогодний
это всё интродукция сна только он непригодный
то ли треснула плёнка но медлят с заменой показа
то ли резкость на минимум пьянка и вдребезги ваза
то ли ты и стекло подружились как снег и брусника
растворяется жизнь возвращается в дерево книга
то ли музыку сфер изучил барабанщик залобный
то ли узкая смерть приоткрылась смотри не захлопни