* * *
Он придёт ко мне, когда будут спать, —
Не услышит дочь, не услышит мать.
Только я ловлю каждый тихий звук —
Полуночница — и услышу стук.
— Тёма, это ты — ты пришёл за мной?

Пустотой зияет косяк дверной.
Но, припав к нему, на мои слова
Улыбается белая голова.
— Здравствуй, это я. Я пришёл с войны.
Пять смертей глядят из моей спины.
Наконец-то встретились мы опять.
Только нету рук, чтоб тебя обнять.
Только нету ног — на колени встать.
Запеклись мои губы — целуй их всласть,
Ты ждала меня — принимай теперь.
Ты сменила дом, ты сменила дверь.
Я с большим трудом отыскал твой дом —
Чтобы запах смерти оставить в нём,
Чтоб согреть тебе щёки теплом золы,
Чтоб испачкать твои полы.
Что ж, пора немилому гостю прочь.
Мне писали, что у тебя есть дочь.
Разреши, скажу я хоть слово ей.
Твоя дочь могла быть моей, моей!
Посмотреть позволь — если спит она.
Вдоль головки детской скользит луна,
И светлеет ямочка на щеке
И мгновенно прячется в уголке.
— Посмотри, посмотри, ведь она моя!
Помнишь, раньше так улыбался я.

Над головкой детской скользит, бледна,
Пустотой зияющая тишина.
Будет он отныне, вселяя страх,
Над тобой стоять в твоих детских снах.


* * *
Лето разлук и промокших глаз —
Будущее окружает нас,
И готовальни его размер
Явно превысит вместимость рая.

Снегом июльским на тротуар,
Белой полосочкой сквозь загар —
Будущее! Дурной пример
Перенимаю, в тебя врастая:

Раз — заусенцем (не трожь пока!),
Два — острым краешком ноготка,
Три — гладким крошечным бугорком
В сонной подмышечной нежной тени.

(Лень избавляться и нет стыда:
Кто будет вглядываться туда?)
…Первым серебряным волоском
На золотом колене.

Так ты уносишь меня с собой:
Время пространству даёт отбой.
Множатся метки мои в тебе
Вдвое и втрое.

Значит, любовь не решает всё.
Значит, поэзия не спасёт.
Жизнь, если ты не равна судьбе —
Что ты такое?

Жизнь умещает в себя одно:
Будущее, и жаль, оно
Вечности не равно (залог
Вечности — неоставленье пятен).

Но, испещрённый тоской моей,
Встал человек у земных дверей,
Круг замыкая. Высок порог.
Свет — необъятен.


* * *
Ты — стебель (ты тюрьма подземных мутных рек).
И глиняные сны стяжают расстоянье —
Ты хочешь зазвучать — живой свисток, побег —
Но снится мне: она несёт своё дыханье.

Ты — ягода. Земля в тебя вливала боль,
И вот полна душа, но некуда пролиться.
И снится мне: она явилась за тобой
И пьёт моё вино. А ты меняешь лица,

Ты — семя. Бог жевал тебя горячим ртом,
Крутились жернова в твоём кровавом рае.
И снится мне опять: она пришла в мой дом
И ест мой горький хлеб. И крошки собирает.


* * *
Воины света зелёных кровей —
Сумрак ночной их фалангами сдавлен,
Ветер разносит дыханье бетонных зверей,
Море бормочет в стотонной гортани своей
Голосом Савла:

Господи Господи я ли жевал
Плесень свободы на корке вчерашнего хлеба
Рыбьи глаза прозревают за кромкой ножа
Имя отца повторяют во тьме жернова
Жизни нелепой

Корюшка корюшка встань и плыви
Разве любовь означает не слабость
Вот моя кожа и рёбра в томатной крови
Космос железный составлен из двух половин
Слева безумье а справа бесславье

Так умирают слова наяву
Отсвет фонарный ложится на крышу
Плещется пресное море о берег плыву
Ветер качает ветвями плыву и листвою плыву
Слышу


На исходе лета
О воинство твоё! Припав
К земле, встают отряды трав
(То клинопись прозрений скорых),
И лики снов, и нити слёз,
Где ветер ветви произнёс,
Колонны сосен меднокорых

И вереницы птичьих лет —
Всё, что в дождливой полумгле
Тобой так трепетно ведомо,
Обрящет просеку — и, вслед
Отчаянью, — познает свет
(Так пустота — подобье дома).

О поздний луч среди ветвей —
И все слова любви твоей
В благословение сольются.
(Как если б ты хотел вернуться
К себе — и не узнал дверей.)


* * *
Слышишь — узнаваемо легки
За моей спиной шаги тоски.

Ливень разгоняет по стеклу
Золотые брызги фонаря.
Тихо ухмыляется тоска,
Крутит длинным пальцем у виска

И сидит на корточках в углу,
Самокрутку медленно куря.
Мама, кто там смотрит из угла?
Это юность папина пришла.

Смоль волос в потёмках разгляди,
Брови-бритвы, острые края.
Видишь, чёрной семечной лузгой
Родинка прилипла над губой.

За плечом в окне дожди, дожди,
Видишь, это улица твоя —
Кубики панелек вдалеке,
Ржавый кран у речки в кулаке.

Степи, степи, долгие поля.
Тянутся и плачут поезда.
С палочкой обходчик семенит,
По колёсам тягостно звенит.

Жирная, размокшая земля.
И судьба, как древняя беда,
Чёрной птицей смотрит из ветвей
Вечной безотцовщины твоей.


* * *
Мы плоды одиночества, всходы беспамятства:
Только хруст черенка —
И попытка врасти в расщеплённое — пасынком,
Обдирая бока,

И, как хлебные катыши, катимся по столу —
Нами проклята твердь.
Мы Твои кровавые яблоки, Господи.
И мне страшно лететь.

В нас и благо и зло — что из них перевесило,
Я узнать не могла.
Моё тело молчало — ему было весело,
И развеялась мгла.

Содрогаясь, душа истекает на простыни —
Молоко сквозь стекло.
Мы Твои ослепшие яблоки, Господи.
Мне светло. Мне — светло.