* * *
место, где встречается ночь
с вычищенной плотью земных построек,
косточками снов, увиденных на рассвете,
вдруг начинает искриться,
заходиться пылью,
переливаться безличным светом.
сколько ещё ты будешь
нанизывать слова,
только чтобы продолжать крутиться
вокруг неназванного?
краткая вспышка узнавания
озаряет меня с головы до ног,
и я чувствую, что всё это время
была с вами не знакома.
я повторяю про себя
свою бесхитростную историю
и боюсь в неё не поверить.
получается, вся моя жизнь
была наполнена огромной,
неиссякаемой любовью,
но чтобы увидеть её —
потребуется ещё одна жизнь,
а я не умею ждать.
поэтому я стою и вглядываюсь
в возможности другого существования,
пытаясь найти единственно верный способ
сказать вам спасибо.
* * *
отчего же я злая злая
оттого ли что сон ладонью
оттесняя к ночному краю
волочится за старой болью
мой сиреневый глупый мальчик
моя сладость на дне колодца
моя горечь в углу лиловом
не смотри а не то прольётся
уходи уходи мой милый
уплывай утекай дурашка
это с виду мы оба рыбы
чешуёю блестит рубашка
серебристая видишь строчка
оттопыренные кармашки
только я-то земная дочка
человеческая букашка
ты мне всё тут смешал и спутал
взбаламутил взболтал и канул
вот и бьюсь головой об купол
захлебнувшись водой канала
вот зачем мне скажи на милость
этот хвостик и эти жабры
мне такое такое снилось
что не снится и самым храбрым
я такое такое помню
чего не было и не станет
назовёшь сгоряча любовью
и глядишь как оно взлетает
* * *
мне бы хотелось украсть для любимых людей стихов,
красных, как автомобильные фары
или гвоздики на мертвенно-синем холоде,
я бы сказала обо всём, что вижу,
самыми простыми на свете словами.
— вы чувствуете горе? — я не знаю.
— вы чувствуете растерянность? — я не знаю.
— чувствуете ли вы хоть что-нибудь?
в эти дни мне кажется,
что я наконец-то чувствую любовь,
которую только и можно узнать на последнем краю,
любовь, которая приходит после исчезновения
человека из привычных координат
и занимает собой всю комнату,
всё то, что ты называешь своими мыслями.
каждый раз, когда я пытаюсь копнуть ещё глубже,
жизнь застревает во мне комьями ваты и снега,
в недоумении я отшатываюсь
и продолжаю наблюдать за процессом со стороны
(всю жизнь наблюдаю за процессом со стороны,
однажды это должно смертельно мне надоесть).
это текст о смерти и о любви
и о том, что в конечном счёте
мне не уберечься ни от первого,
ни тем более от второго.
мне приятно, что я даю любви шансов немного больше,
нежели смерти,
даже если смутно догадываюсь,
что это не так.
мне противно и смешно настаивать на каких-либо выводах,
если бы я играла в игру,
то позволила бы обыграть себя каждому,
кому это необходимо.
текст, как и всё в этом мире,
движется к финалу,
и это к лучшему.
мне нравится, господи,
что всё проходит.
* * *
теперь смотри: настала вдруг пора,
когда ни ты, ни я не можем отогреться,
ты говоришь про Рождество,
про Новый год, про сердце,
про то, что никогда теперь —
как раньше — не вглядеться
в тот синий морок, смерти полотно.
такая блажь берёт, что господи прости,
но коль по совести — того-то мне и надо:
такое разное — в потёмках и в горсти,
белее снежного, торжественней парада —
пойдёт по кругу радости назло,
заденет ёлку, выкажет презренье
и полное нездешнего свеченья,
такого яркого, бесстыдного свеченья,
поднимет надо мной своё лицо.
* * *
сколько раз я не был не был
а потом забыл
журавлём взовьётся в небо
слово из глубин
новый голос вдруг прорвётся
густо дребезжа
что-то эхом отзовётся
говорят душа
станет ёрзать потихоньку
спи усни дитя
серебристою позёмкой
из не бы ти я
занесёт нас скоро-скоро
нечего гадать
вспомнить только б
одно слово
я иду искать