Если только смогу


***
Где судьба моя решается,
Я не ведаю о том.
Ты дождись меня, пожалуйста,
Остывающий мой дом.

Ель, дождись, и прудик с тиною,
Дверь, что надо починить,
И над крышею — утиная
Зацепившаяся нить,

На валу тропа заросшая,
И шлагбаум со звонком,
И мужик с небритой рожею
За сиреневым ларьком,

Тётка, вынесшая к станции
Лук и меленький редис, —
Я возьму, если останется, —
Обязательно дождись.

Заявляю устно, письменно —
Всё, включая комара,
Не забудь меня, дождись меня,
Я ещё не умерла.

Что ни новости, то выстрелы.
Но скрипит ночами дом,
В чёрных ёлках слышен издали
Дятла громкий метроном.


***
Неужели это я иду
В зарослях балконов и глициний,
Неужели это не в бреду?
Сохрани рассудок, друг Луцилий.

Неужели всё это всерьёз,
И какую мне назначат цену
За горячий хлеб и волны роз,
Вылитых на каменную стену?

Неужели не игра — гора,
Облака надвинутая кепка,
Букв чужих крючки и якоря,
В дно души вцепившиеся крепко?


***
Ну что ты, ведь я же не дома — в гостях,
На сетчатых улицах, дымчатых склонах,
Где каждая простынь пестреет, как стяг,
В нарочных дворах раскалённых.

Я здесь ненадолго. Ещё посидим
В излюбленном баре, за столиком утлым,
И будет туманным, и будет седым,
Смурным петроградское утро.

Лимонный кружок увлажнится. — Пойдём, —
Ты скажешь — и мы до Фонтанки, до Спаса
В обнимку, и слово запретное «дом»
Впервые не вызовет спазма.

Я здесь ненадолго — плывут у метро
Гортанные фразы и запах ванили,
И сердце гремит, как пустое ведро,
Которое вдруг уронили.


***
Потому что это не север, а юг,
Здесь ещё иногда за столами поют.
Потому что дорога — вдоль каменных стен
И планеты гранатов — на голом кусте.
Потому что гора. Потому что я тут.
Потому что нигде меня больше не ждут.
Потому что боярышник, мелок и ал,
Лихорадкой прохладную синь обметал.
Потому что скала. Потому что в лесу
Облетает листва и зима на носу.
Потому что на сдачу с потраченных лет
Я купила на рынке дешёвый браслет.
Потому что оставивший дом — не в чести,
Потому что тебе до меня не дойти —
Перевалы войной завалило давно.
Но темнеет в зелёной бутыли вино,
Есть лаваш из пылающей печки, и есть
Прядкой женских волос перевязанный крест.


***
Любовь, она ведь как кончается —
Как будто зяблик улетел,
А веточка ещё качается.
И — тишина. Ни слов, ни тел,

Ни шуточек — а были только что,
Ни коньячка, который грел.
Раскатывается заглохшая —
Под ноги — бусинками — трель.

Неважно, кто от боли мается,
А кто досадует в душе.
Вот — веточка ещё качается,
Вот — не качается уже.


***
В моей руке — стеклянный шар земной,
Встряхнёшь его — и вьюга закружится
Над нашим домом, над моей зимой,
Такой далёкой и такой пушистой,

Что хочется погладить, как кота,
Искристый снег — покуда не потухнет,
И не бывает слова «никогда»,
И золотится лампочка на кухне.

Я вижу — губы движутся. Тепло.
Ты говоришь — и хлопьями кружатся
Слова — и через толстое стекло
Никак, никак туда не перебраться.


***
По улице моей идут другие,
Они её по имени зовут —
Такие же, как я, да не такие —
Живут в моём подъезде, кофе пьют,

Ругаются, что снег не убирают,
Что магазин закрыли на углу,
И думают — кого-то не хватает,
А снег танцует, будто на балу.

И в эту арку, под карниз пушистый,
Других несёт привычно колея,
А улица ночами не ложится,
Стоит и смотрит — не иду ли я.


***
Хорошие победят плохих,
Тогда и я вороватой тенью,
Бочком, пугаясь людей лихих,
Скользну на запыхавшийся Литейный,

Толкающийся худым плечом,
Не поднимающий глаз опухших.
— А ты откуда? А ты при чём? —
На остановке влетит мне в уши.

Но я же помню, как ты стоял
У жёлто-белого, как глазунья,
Собора, и кепки твоей края
Темнели, и огонёк безумья

Бежал по крышам и чердакам,
И голос твой проливался в грани
Проспекта, узкого, как стакан,
И луч горел на подъёмном кране.

Толпа сомкнётся и до угла
Меня потащит — и дальше, к устью.
— Но я твой голос не допила! —
Я крикну им. И меня пропустят.


***
Во дворик выйдешь — полдень светится,
А там, на правом берегу,
Гора лежит большой медведицей
И держит город на боку —

Не силой тяжести, а верою.
Витраж горит в особнячке
Над площадью, и крыши серые
Бегут к невидимой реке.

Когда приходит вечер ветреный,
Как полк, спешащий на постой,
Гора становится серебряной,
А ближе к ночи — золотой.

Не шелохнётся — только слушает,
И прячет мех её живой
Поэта, замертво уснувшего
В обнимку с девочкой-женой.

Огни высокие и низкие
То вспыхивают, как сердца,
То тянутся сырыми нитками,
Переговариваются.

А бабочке-душе покажутся —
Родные, северные, те,
Она летит на них размашисто —
И повисает в пустоте.


***
И жилистый плющ по кирпичному дому
Уверенно лезет,
И молятся сборщики металлолома:
— Железо! Железо!

В ветвях, ещё голых, щебечут рассветы,
Зарянки и славки,
И девушка с гроздью прозрачных пакетов
Выходит из лавки,

Качая бедром под сиреневым ситцем,
Взлетает на гору,
И если когда-нибудь жизнь прекратится,
То явно не скоро

И явно не здесь, где катается мячик,
Несутся мальчишки
И кошки, бельё на балконах маячит,
Не в воздухе, слишком

Прозрачном, с застрявшими в солнечной плоти
Спиралями лестниц.
И хлеб, что грузинка несёт на отлёте,
Изогнут, как месяц.


***
А может, ничего и не было —
Ни стёкол в пыльном витраже,
Ни комнаты со старой мебелью,
Ни институтки в платье пепельном —
Всё растряслось на вираже.

А может, всё это приснилось нам —
И степь, и царские гербы,
Колхоз «Рассвет» и ямы с силосом,
Аэродром военный в Сиверском,
В корзинке белые грибы?

И нет — ни пригородов с дачами,
Ни Чёрной речки, ни тайги,
Ни ночи — кто я, тварь дрожащая? —
Ни пошабашить, ни — куда ещё
Махнём, здорово, мужики.

А если что-то и останется
Оборванной струной во мне —
Сторожка жёлтая у станции,
Да ветер, Волга, бесприданница,
Да дебаркадер в Костроме.


***
Если только смогу, если только смогу
Вернуться — буду сидеть в снегу,
Проверять рукой — не рассохлись ли рамы,
Стряхивать, проходя, иней с куста —
И никогда, никогда, никогда
Не поеду в тёплые страны.

Буду ходить по снегу, вышивая канву
Опушки своими следами, а летом — слушать траву,
Разросшуюся у дома.
Сорняки, говорите? Это вам они сорняки,
А мне — райские кущи, мягки, как шёлковые платки,
Будто моря, бездонны.

Если только смогу — никаких уже больше гор,
Только дождь, перекинутый через забор,
Только звёзд мелькающие колёса
По булыжному небу, клёна холодный нимб,
Только реки, по мокрым щекам равнин
Катящиеся, как слёзы.


***
А я вернусь уже другая,
Не плача и не упрекая,
Мне дождик зафигачит блюз,
Споёт петух соседский — трижды.
— Пока не слышно, — говоришь ты.
Но я вернусь? Ведь я вернусь?

Какую ноту задал Галич —
Чтоб губы сами спотыкались,
В кровь разбивались на бегу.
Вер-нусь: и верность, и разлука,
Верхушки лип и среди луга —
Метели судорога — у-у.

Пойду к реке, увижу чаек.
Ну что ты головой качаешь?
Пускай — зима, и снег глубок,
Но я вернусь — ведь правда? Правда?
Мне даже печка будет рада
И веник — разметём порог,
Расчистим тропку у калитки,
И чайник закипит на плитке…
Что ж ты глядишь куда-то вбок?

* Татьяна Вольтская включена Минюстом в список иноагентов.