Дарья Горновитова
Пироскаф
Девяностые
поэма

От автора

Поэма «Девяностые» — это голоса художников, их монологи. И мой голос рассказчика.
Я родилась в 1987 году и хорошо отдаю себе отчёт в том, что такое девяностые для других, но мои девяностые были прекрасным детством. Меня всегда интересовала эта эпоха, и однажды захотелось узнать, какими были девяностые не только в России, но и в мире. Я понимала, что это время в искусстве и жизни на Западе и у нас отличались. Мне пришла в голову идея посмотреть на девяностые через картины современных художников. Во время пандемии я проходила курс по современному искусству. Вбила даты с 1990 по 2000-й на сайте музея и начала просматривать галерею. Выбирала картины одну за одной, постепенно. Только те, которые меня тревожили, в которых есть точка боли. Название «Девяностые» было рамкой, точкой, от которой я оттолкнулась. Так мог бы назвать картину один из художников и нарисовать несколько пятен. Моё мысленное путешествие превратилось в поэму о художнике и его отношениях со временем.


Картины, о которых идёт речь в поэме, можно увидеть на сайте Музея современного искусства в Нью-Йорке.
1

Дали с бледной кожей и красными глазами,
как будто рисунок сделан
по фотографии.
Сначала детали,
затем базовый слой.
Быстрые линии и чувство цвета.
Портрет передаёт
дух времени.

На панели из алюминия
фраза чёрными буквами
«Кот в мешке, мешок в реке»
из фильма жанра нуар
«Сладкий запах успеха».
Меня вдохновил случай.
Я увидел на белом фургоне
возле студии
граффити со словом «любовь».

Красная звезда,
кукуруза,
чёрный крест.
Эксплуатация мёртвых знаков.
Эти знаки мертвы,
потому что потеряли значение,
или значение настолько прозрачно,
что фактически мёртвое.
Когда религия, идеология или искусство
хотят воскресить
мёртвую религию,
идеологию или искусство,
никогда не говорят:
«Эксплуатация мёртвых»,
а скорее:
возрождение, традиция,
ностальгия, мастерство.

Двадцать семь пронумерованных
коричневых пятен.
Пятно постепенно
уменьшается.
Документация исчезновения
с течением времени.

Туфли увеличены в размере
и растянуты.
Синие овалы и жёлтые нити
сплетаются воедино.
Головы и лица,
напряжённые отношения семейной пары.
Название обыгрывает отчаяние,
разбивая его на две части.

Картина разделена на две половины.
Слои синей, красной,
белой и фиолетовой краски.
Половины похожи, но не являются
одним и тем же.
Это не воспоминания о пейзаже,
а скорее чувства,
которые трансформируются
со временем.

То, что я хочу,
невозможно выразить словами.
Я хотела бы посмотреть в окно,
или на фотографии,
или картины,
или на явление,
которое называется природой.
Я пытаюсь сделать
что-то более конкретное,
чем фильмы о моей жизни.
Дать определение чувству.

Красное полотно «Поцелуй холста».
Тёмные цвета, линии тянутся как ленты.
Нежная формула родом из бокса.
Боец лежит, но ещё не нокаутирован.
Живопись переживает опасный период.
Близость поражения
дарит свободу.

Надпись белым
на чёрном фоне:
24 апреля 1990.
Кто-то нарисовал дату?
Капсула времени,
отправленная
напомнить о настоящем.


2

Конец появляется на долю секунды
на киноэкране.
Дефекты, царапины,
частицы пыли и нечёткие буквы.
С проекцией что-то не так.
Шрифт напоминает
средневековые рукописи.
Не изображение, а слово
как конструкция.
Мне нравится, что слово
становится картинкой,
почти покидает своё тело,
затем возвращается
и снова становится словом.

Рекламный билборд на улице:
фотография пустой постели
и белых подушек.
Нарушение границ
между личным и публичным.

1990 и 1991 были для меня
очень плохими годами.
В то время я ходил
на блошиный рынок
и рассматривал сумку с игрушками,
и женщина сказала — я смотрел на Микки-Мауса:
«Вы можете получить их все
за пять баксов».
Я принёс их домой
и почувствовал
себя очень хорошо.
Я подумал,
если бы у меня было
ещё больше игрушек,
мне стало бы лучше.
Это не сработало.
Я заблудился.
Это был конец.
Я принимал снотворное как конфеты
не только ночью.
Я хотел спать
пять дней,
шесть месяцев, год.
Я просто хотел спать.

Повторяя «стыд» тысячу раз,
записывая его
цветными карандашами,
вы стираете смысл,
обесцениваете его.
Обещаете обещания обещание
Примирение примирение
Позор позор позор
Разрыв разрыв…
Они становятся заклинаниями.

Автопортрет из квадратов.
На расстоянии
можно увидеть сходство
с головой и плечами мужчины.
Из-за большого размера
картина вторгается в личное пространство
и даёт больше информации,
чем хотелось знать.

Я не осознавал,
что пишу портреты,
потому что мне трудно
узнавать лица.
Это пришло в голову
через двадцать лет.
Я мог обедать с кем-нибудь,
смотреть в лицо,
интересоваться всем,
что он говорит,
а на следующий день
я мог вспомнить всё,
что он сказал мне.
Но если бы я видел
человека на улице,
я бы и не понял,
что знал его раньше.
По фотографии я могу
запомнить лицо.
Живопись — идеальный посредник.


3

Собаки, убивающие кролика.
Красные брызги, цвета мандарина и глины.
Мальчик с козьей повозкой.
Эффект чёрно-белой печати,
одна картинка проступает
сквозь другую. Алхимия.
Меня интересуют процедуры
сами по себе.
Картинка не нужна.
Интересно непредвиденное.

Краски нанесены хаотично,
есть прямой угол жёлтого цвета.
Включены цифровые элементы
пиксельные края,
артефакты от вырезания и вставки,
пронзительный цвет,
следы от использования кисти
в фотошопе.
Беспорядок — это просто беспорядок.
Я хочу искусство,
в котором вы видите,
как оно создано.
Не то, что задумал художник,
а то, что было создано,
следы производства.

Интерьер дома с мобильным телефоном.
Спальня и зеркало.
Чёткие линии и точечные узоры из комиксов.
Бюро и прикроватная тумбочка,
двуспальная кровать. Чувственность.
Мебель белого цвета,
внешние углы ярко-синие и жёлтые.
Держат в полной боевой готовности.
Каждая линия, узор и пятно сами по себе.
В зеркале иронично отражаются
сомнительные картины.

Ночное небо и звёзды.
На холсте
фотография со спутника.
Невозможные образы.
Невозможные,
потому что слишком велики.

Песчаная дюна
среди трущоб в Перу.
В фильме «Когда вера сдвигает горы»
пятьсот человек лопатами
будут перемещать похожую дюну.
Сначала это можно принять за абсурд.
Но дюна двигалась.
Был какой-то результат.
Что-то действительно изменилось.
Это был не бесполезный поступок.
Огромные усилия,
но изменение произошло.


4

На четырёх холстах
деревенские пейзажи Рима.
Весна — это красные кривые
с ярко-жёлтыми пятнами.
Они похожи на древние
египетские лодки.
Лето — это тёплый жёлтый,
молодость и удовольствие.
Белый — это любовь,
которая тает в безумной жаре.
Зима нечёткая.
Слова исчезают в белом тумане.
Сочетание жёлтого и зелёного
создаёт смертоносный
холодный оттенок.
Буквы слова «прядь»
закручены в шар.
Ощущение головоломки.
Или похмелья,
повод утром задуматься.

Девочка с тёмными глазами,
зелёными волосами,
тело заляпано краской.
Она обнажена и светится.
Верхняя часть голубоватая,
нижняя от жёлтого до белого,
лицо ещё бледнее.
Руки, облитые чёрно-красной краской,
и поразительное лицо.
Девочка, играющая главную роль.
Она нарисовала себя.
Модель становится художником.


5

В центре триптиха
существо Мистер ДОБ.
Его улыбающийся рот обнажает
острые как бритва зубы.
Многочисленные глаза смотрят
в стороны.
Блуждающие глаза усиливают
сходство с аниме.
Мистер ДОБ переводится как «почему?».
Волна, на которой сидит мистер ДОБ,
отсылает к японскому художнику
девятнадцатого века.
Абстрактный фон напоминает ширму
в традиционном стиле нихонга.
Задний фон контрастирует с Мистером ДОБ.
Новый Микки-Маус,
повторяющийся мотив,
ДНК художника.
Зрителям нужен не художник,
а только персонаж.

Скрепка подписана
буквой «и».
Союз, который связывает идеи,
и устройство, которое скрепляет
кусочки бумаги.
Союз «и» взят
из язвительных названий
серии Франсиско Гойи
«Бедствия войны»,
осуждающей насилие.
У Гойи слово
уменьшало эффект
ужасающих видений.
Гойя использовал язык,
чтобы разоблачить
его невыразимость.
Скрепка разоблачает
невыразимость образа.

Что выглядит хорошо сегодня,
может не выглядеть
хорошо завтра.
Говорится на холсте
люксембургского художника.



Элизабет Пейтон
«Дали» (1990)

Кристофер Вул
«Без названия» (1990)

Младен Стилинович
«Эксплуатация мёртвых» (1984—1990)

Роберто Обрегон
«AДM» (1978—1990)

Элизабет Мюррей
«Отчаяние» (1989—1990)

Джоан Митчелл
«Порезанный» (1990)

Ютта Кетер
«Поцелуй холста» (1990)

Он Кавара
«24 апреля 1990» (1990)

Эд Рушей
«Конец» (1991)

Феликс Гонзалес-Торрес
«Без названия» (1991)

Аннет Мессаже
«Мои клятвы» (1988—1991)

Чак Клоуз
«Автопортрет» (1991)

Сьюзен Ротенберг
«Собаки убивают кролика» (1991—1992)

Зигмар Польке
«Повозка с козами» (1992)

Альберт Оэлен
«Без названия» (1992)

Рой Лихтенштейн
«Интерьер с мобильным телефоном» (1992)

Вия Целминьш
«Ночное небо #5» (1992)

Франсис Алюс
«Достоинства» (1992)

Сай Твомбли
«Четыре сезона: весна, лето, осень и зима» (1993—1994)

Мэтью Эбботт
«Локон» (1994)

Марлен Дюма
«Художник» (1994)

Такаси Мураками
«727» (1996)

Джон Балдессари
«Серия Гойи» (1997)

Мишель Мажерюс
«То, что хорошо выглядит сегодня, может плохо выглядеть завтра» (2000)

Еще в номере