Возвращение


В плаще

Утеряны ключи из-за дыры
В кармане — через пару дней найдутся.
Багровый цвет похож на звук трубы
Для лето пережившего безумца.

Нытьё на неустроенность — игра,
Есть время выйти, надышаться гарью,
Задуматься во чреве у кита
О будущем, перевести дыханье.

Алеют сад, пионы, кровли жесть
И комковатый воздух диафильма.
На берегу пустынном время есть
Дождаться одинокого дельфина.

А утром затрясёт листвою дождь,
По-детски заревёт в заливе море,
Когда за проводницею пройдёшь,
Забыв подарок-дыню на платформе.


Болонья

Крошка хлеба, кристалл купороса,
Пыль и мелочь, подкладочный сор.
Летом в полночь гудок тепловоза
Пробирается долго сквозь бор.

Жизнь как жизнь, как у всех, не до жиру.
Но удачи, любви, долгих лет
У ночного окна пассажиру
Обещает счастливый билет.

Свет безлюдной платформы обманчив.
Гул и грохот не стихнут никак.
Задремал, уработавшись, дачник,
В смутный сон провалившись, обмяк. —

Сад домой провожает героя,
Когда ночью сквозь шорох и стон
Узнаёт патефонную хвою
Умирающий аккордеон.


Папа

Солнце в лимонаде, ветка с листиком,
Летнее кафе ЦэПэКиО.
Свет и тени, документалистика. —
Так, ненастоящее кино.

В блюдце за мороженое денюжки,
Небо с пенкой, розовый кисель.
Праздник не игрушечный, всамделишный,
Скоро побежим на карусель.

Распугаем воробьёв на просеке,
Заросли на склоне проредим.
По реке пойдём на лодке вëсельной,
К хвое на качелях полетим.

Вечером моргнёт неон на вывеске,
Разлучит вздох мамы нас с тобой.
Короткометражка, день родительский,
Без сюжета фильм — не игровой.


Благовещенье

Изломан грунт, и облако искомкано,
Последнюю листву сметает зной.
Соедини нас, тесто известковое,
В кирпичной кладке церкви приходской.

В ней будут колоситься лики с зенками
И хор недетский петь, впадая в раж,
Когда в окно, зажатое простенками,
Польётся свет сквозь выцветший витраж.

Засеет воздух крестиками вышивки
Сосновый бор за двушку-пятачок,
И вот тогда под сводами, забывшими
Кружала, со свечой замрёт дьячок.

Мы будем помнить это одиночество,
Крест без камней, без отчества отца,
Как он молчал, когда молитва кончилась,
От рук своих не поднимал лица.

Храни же нас с сияньями и зорями,
Со старческою дрожью без причин
Тепло подушек с грубыми мозолями
И лес ветвистый складок и морщин.


Вернисаж

Видит цель авиация дальняя —
Тихих мамок, крикливых ребят.
Выдай алых чернил, канцелярия.
Поджигай, бригадир, дистиллят.

Говорят, рощу смыло течение,
Вынес вербу и липу ручей.
Военчасть увезла на учения
И валторну, и виолончель,

Чтоб услышал мальчишка на велике,
Съехав с дамбы, к сосне не спеша,
Как шуршат муравьи в муравейнике,
Прячут в норку личинку жука.

Как притихли, построившись лагерем
Вокруг пыльной фигуры его,
Золотой сухостой Верещагина,
Разноцветный гербарий Миро.


Бакалея

От каникул останутся берег и лес,
От кино — с балюстрадой балкон и дюшес,
Расставанье в кафе у лагуны.
Залатала просвет Золотая Орда. —
Между станций плывут сквозь листву провода,
Пузырьки из бутылки тархуна.

Дед, вернувшись, откинет калитки крючок,
И авансом расскажет всю жизнь мозжечок,
Травлю в лагере, эхо подъезда,
Две любви, пять рождений и сплав по Упе,
Смерть на стройке, пожар, незнакомец в купе,
Одиночество, страх переезда.

После бабьего лета морозно зело,
Перед первым сеансом в буфете ситро.
Воскресение неотвратимо.
Переплыл перешеек герой из газет.
Обнажил капилляры фарфор на просвет
С недопитым глотком «Буратино».

Неотложка увозит сквозь гул и метель.
В отделенье приёмном родительский день.
Врач склонился под лампой тревожно.
Скоро выдаст надежду привычным: поверь! —
Пусть тогда от толчка его белая дверь
Отворится как медленней можно.


Реанимация

Сегодня, доктор, поработай ангелом,
Не зря ты дым с крыльца пускаешь ввысь.
Шприцом надежду потяни из ампулы
И медленно со мною поделись.

Нарежется осенний день не поровну.
Не ставь мне боль и страх мои в вину,
Когда я над подушкой мятой голову
С улыбкой однобокой подниму.

Моё бельё, заляпанное суриком,
Простенок в пятнах охры и матрас
Ещё не раз порадуют инсультника,
Утешат неврастеника не раз.

Не будет больше день казаться драмою,
И пылью жёлтой полыхнёт стекло,
Когда иглу отпустит мышца дряблая
И вдоль спины покатиться тепло.


Балет

Крепкий кофе нацеди из краника,
Сдвинь устало на затылок нимб.
Брак гардинно-тюлевая фабрика
Гонит между крон берёз и лип.

Видишь свет над будкой обесточенной?
Дождь, защиту выбило, мой друг.
Мальчик с искривлённым позвоночником
Катит вдаль на велике без рук.

Надписи на фото не читаются,
Клён к бараку ветхому приник.
С возрастом всё чаще возвращается
В прошлое задумчивый старик.

У скамьи изломана акация,
Дымом папирос пропах пиджак.
Вечер, как прыжок последний Вацлава,
Тянется, не кончится никак.


Боль

Наслышен про вагончик с мужиками,
Стакан гранёный, едкий дым трубой.
Закат, а не прибор для выжиганья
Испепеляет домик щитовой.

В густой листве меня не видит стража.
Вино бежит по жилам, высший сорт.
Всё серебро, всё злато Эрмитажа
Уносят облака за горизонт.

Со мной любой поделится богатством,
Краюху на двоих разломит друг.
Даст второгодник саечку по-братски,
Щелбан, тычок, пиявку за испуг.

Не отзовутся век спустя кто выжил.
И на очаг угля не нагрести.
В кустах замолк Фабрициуса чижик,
Успел с собою тайну унести.


Татарник

Белый грунт в тени лиловых ëлок,
Лëгок по косе песчаной путь.
Сумеречный нежный подмалëвок,
Выведи уже куда-нибудь.

По траве примятой — мимо смерти,
Через двор, который не узнать,
Выведи к фасадам: Люди. Дети.
К мелу на воротах: Не стрелять!

Где на углях жир, люля дымится,
В пиве бьются жёлтые огни,
Под навесом розовеют лица —
Гендель, Пёрселл, Жан-Батист Люлли.

Стройный гул в ночное время суток.
Музыка беседок и террас.
Чёткий проявляется рисунок
Проводов, кустов, воздушных трасс.

Нету инструмента под рукою,
Даль звучит упрямо: не скажу! —
Слышится из жалости другое —
Шорох, шелест, монотонный шум.


Мелодия

Говорят, кровь гоняет сердечная систола,
Зарастает бесчувственной плотью рубец.
Крутит сын в тёплых сумерках волны транзистора,
И тогда возвращается блудный отец.

Рано утром знакомая музыка слышится —
До свидания, лето, родительский дом.
Это батя на кухне готовит яичницу,
Заливает в заварнике чай кипятком.

Громыхнёт у подъезда, и дворник на улице,
Докурив, пыль у лавок продолжит мести.
Можно в точку смотреть, можно есть и сутулиться,
За собою посуду забыть отнести.

Три гитарных аккорда, любовная лирика,
То зарницей пугает, то тьмой глубина.
На поверхность не вынырнуть от подзатыльника,
Не подняться в объятиях папы со дна.

В коридоре темно, весь подъезд обесточили.
В дырках ящиков почта почти не видна.
Даже если забудет портфель безотцовщина,
Возвращаться не будет домой никогда.


Возвращение

С наступлением лета по-братски
Тёплой ночью поделим с тобой
Серый бархат, дешёвые цацки,
Небо после дождя над Невой.

Поздно выдаст себя Агриппина,
Гул парадной и цокот копыт,
Запах тины, тоски, нафталина,
Кофе праздничный, будничный быт.

Чтобы головы нам не морочить,
Выдаст тайну пройдоха, секрет —
Рыбок всех, золотых и не очень,
Пыль витражную, дым сигарет.

Проза лёгкая, жизнь на бумаге,
Нудный говор дворов проходных.
Спрячет в зарослях остров Елагин
Рябь воды, свет бутылок пивных.

Мгла вокзальная, счастье на вырост,
Ночь без сна, торопливый отъезд.
Проводник при посадке не выдаст,
С нижней полки попутчик не съест.

Бойся тьмы, я и сам недотрога,
Тишины, недосказанных фраз…
Бесконечным пейзажем дорога,
Может быть, убаюкает нас.