*  *  *
помнишь как в собачий холод
лишь рука горит в руке
мы выгуливали город
на коротком поводке
как в затисканном подъезде
на ура и трубный вой
отрывались от созвездий
за глаза над головой
как однажды с прытью звука
ухватились за предлог
под которым нас застукал
возвращающийся бог


замечания к новогодним праздникам
мы разучились проявлять,
как фотоплёнку, сны.
нас оглушает тишь, а гладь
лишает крутизны.
в итоге пятимся назад,
когда часы вперёд,
верхи же бьются об заклад,
что время вечно врёт.
и ход светил на спор горазд —
тик-так, тик-ток, свят-свят,
и даже звёзды всякий раз,
остыв, душой кривят.
меридианы тут как тут,
конфессии — с лихвой.
наш новый год и тот заткнут
за пояс часовой.
под новолетний перегруз
краснеют дни нон-стоп:
рош hа-шана, чунь-цзе, навруз —
сознания потоп.
по мне давно пора в родных
пенатах за стандарт
принять закон о выходных
от сентября по март.


песня о родине
праздносортица смышлений
когнидивный диффаманс
мышь-возня вокруг мишени
данс-макабровый миманс
инженерные как гены
инженю на нюх табу
куклы выйдут в манекены
человодчество в трубу
или что-то в этом роде
не понять — когда ко дну —
как по совести выводят
про широкую страну
где другой никто не знает
от окраин до морей
просто ходит как хозяин
почитай гиперборей


*  *  *
когда обращаешь внимание
вдруг на себя по команде «невольно»,
пусть оно не оставит
не то что следа,
но и повода,
чтобы его обратить
в забытьё закулисья.
приглядись, как чернеет юмор
на стыке касыд ойкумены и хокку.
слышишь:
выпь на болоте.
буйволов пишет на слух
старый художник.


*  *  *
рассвета медленные створки
заутрени полутона
провинциальные задворки
тепла улётного хана
полнейшая затем и клёкот
пернатых резок и лукав
чей клин как беспардонный локоть
расталкивает облака


*  *  *
тишина похожа на рейсшину
линии судьбы блюдёт чертёж
автостопом не садись в машину
времени пока ещё идёшь
мучаясь над вечной незадачей
шума городского посреди
притворись как хорошо на даче
петь побудь со мной не уходи


*  *  *
перепалки птиц
к ночи обойма пуста
не зарядил бы дождь